И снова про чувства.
Проявлять свои чувства часто воспринимается как “я не безупречен”, если это гнев или злость, то безупречный человек вообще не должен ощущать подобные чувства и уж тем более как-то ими делиться, не говоря о даже экологичном проявлении таковых. Если это нежность или любовь, то и здесь ждет западня в виде “нюня, слабак, нельзя проявлять добрые чувства, неизвестно, как другие ими воспользуются”. И снова со своими чувствами важно что-то делать, лишь бы заткнуть подальше от себя и мира, чтобы не дай бог другие о них не прознали и не подловили нас на нашей небезупречности. Иначе стыдно. За небезупречность точно никто любить не будет, потому что, когда ты расшибал коленки, получал двойки, дрался с младшим братом, тебя ругали или лупили ремнем. Никому не приходило в голову спросить тебя “что с тобой происходило?”. Ты был небезупречен и что с тобой случилось вдруг не так никого не волновало и страшно, что особенно не волновало тех, кто казалось бы обязан волноваться – твоих родителей. И из урока ты вынес, что нужно вложить все силы, чтобы стать идеальным и получить пропуск в мир принятия и любви.
Чувства – природа и ткань души. Радость или боль двое ощущают крайне индивидуально и в этом большая ценность, признавая которую я как-то могу и выражать ее, ценность, себе, другим людям и миру. Я разрешаю себе право не заталкивать чувства в глубину по причине их уродливости, а делиться ими как возможность опознать меня в своей уникальности и как способ узнать других в их уникальности. И знаете, в этом для меня безупречность каждого из нас. Способ приблизиться и способ отдаляться, способ меняться и поддерживать контакт, способ выстраивать ту самую целостность свою и выдерживать или не выдерживать целостность других, способ вступать во взаимосвязь. Иногда чувства представляются тем самым мостиком, проходя по которому можно замечать другого. Иногда они выступают в роли китайской стены, возводя которую я сделаю все, чтобы приблизиться ко мне стало невозможно. Потому что приблизиться – значит рассмотреть меня, опознать, а мне – пережить уязвимость. Кто знает, как другой ей воспользуется, вдруг у него меч в руках.
Даже жить себе каждый позволяет на определенной интенсивности чувств. Нельзя громко радоваться, танцевать, если у тебя получилось воплотить проект в жизнь, нельзя рыдать от горя, нельзя слишком любить ребенка, избалуешь, нельзя первому говорить о любви тому, кого любишь – засмеет и стыдно опять же. Нельзя жить в полную силу. А что будет собственно?
Будет столкновение с собой. Со всем тем океанским потоком заглоченных переживаний, чувств и эмоций, непрожитых состояний.
Опора на свои чувства осуществляется на основе осознаваемой ценности «я достоин и мои чувства достойны», то есть я могу доверять своим чувства в том, что происходит со мной в связи с контактом с миром и следовать, прислушиваться к ним. Я признаю свои потребности и осознаю, что удовлетворить их можно в контакте с миром. У него есть то, в чем я нуждаюсь.
Признание себя недостойным – значит все, что живет и проявляется во мне нельзя доверять, можно лишь опасаться, обесценивать, контролировать. Этому нельзя доверять и нужно держать под контролем. Тем более если в детстве пришлось переживать родительское обесценивание от «кто так рисует, фотографирует, лепит, музицирует» до «настоящие девочки так себя не ведут».
И тогда я разламываю себя на хорошую и плохую части, одну важно прятать, она уродливая, а вторую вполне можно предъявлять в мир, ведь она отвечает его запросам про меня. Целостность исчезает, более того она представляет для меня угрозу, поскольку я бываю не только добрый, а и злой, и быть злым очень небезопасно. Вместе с исчезновением целостности появляется правильные и неправильные чувства, а также те, кто точно знает в чем состоит разница между правильным и неправильным. Мир обретает палачей и защитников.
Как не бегай от жизни, она найдет способ столкнуть вас с собой и тем, что вы так усиленно скрываете или от чего бегаете. Если я не хочу признавать свою ответственность за собственную жизнь и то, чем и как именно я ее наполняю, счастьем или несчастьем, вокруг меня неожиданно будут появляться виноватые и спасатели. Мир будет обретать все более черно-белые краски.
Для многих чувствах воспринимаются чуть ли не позором души. Стыдно. Стыдно потому что хорошие и настоящие люди – это как-то больше про функциональность и возможность соответствовать ожиданиям и никак не про “тонкие материи”. Еще один способ обесценивать живущие чувства в каждом из нас. Подумаешь, кукла сломалась! «Подумаешь, хомяк умер! Рыдает она. Мать умрет и то так убиваться не станет» - говорила моей сестре одна родственница.
Снова про интенсивность. Не про живость реагирования на ситуации, а про интенсивность, как и где можно выражать свои чувства. Подобная тренировка регулятора интенсивности через обесценивание приводит к тому, что душа превращается в искореженное дерево, не получающая подпитку от происходящего как внутри, так и вовне. В том месте, где я прячу свои чувства, я взращиваю защиту, лишь бы не ощущать их, настырно и вечно просыпающихся по любому поводу и без. Бронебойную защиту, которая помогает как-то справиться с ними, а по сути – с самой живой частью меня. Только защищаясь от жизни и спонтанности, я сам становлюсь защитой и взращиваю ложное Я, которое не стыдно показать миру, которое знает толк, а также как и где регулировать интенсивность проявления себя в мир. С чем остается человек? В полном одиночестве тех стен из защит, возведенных в надежде перестать чувствовать то, что неугодно или недостойно для мира. Постепенно я начинаю терять свое Я, а мир как-то вот нехороший такой показывает и отражает мне все то, что я прячу от себя. Но теперь не я этим обладаю, а мир, не я виноват в своей несчастной жизни, а мир таков. Еще одна защита.
Подчас самое невыносимое разрешить себе потребность нуждаться в другом и не выплясывать пируэты. Те самые, которым были обучены в детстве каждый из нас, когда любимый родитель был недоступен. Да работа, да второй ребенок, да иные дела, факт один – недоступен и резкое “отойти, не мешай, поиграй один, большой уже, чего ревешь как девчонка, не хнычь не маленькая”. А родитель очень нужен. А тебе “отойди и не мешай” и значит это с тобой что-то не так, раз ты мешаешь – с таким выводом ты остаешься, неся его и во взрослую жизнь. Если тебе делают больно – значит с тобой что-то не так, как будто когда так, больно делать не будут.
Очень нужно быть принятым тем, кто нужен тебе как подтверждение, что ты ценный, любимый, уникальный, что ты хороший и неповторимый для мира, то есть для мамы и папы. Тогда эту уверенность можно посадить внутрь сердца и взращивать постепенно, и когда во взрослом возрасте кто-то отвернется, предаст, уйдет, потому что “работа, другая или другой или отойди не мешай”, будет на что опереться внутри. Да будет грустно и больно и эти чувства можно прожить, поскольку они будут выносимы и у них есть дно, когда их проплачешь, а у тебя есть опора – любовь мамы и папы внутри твоей души.
Когда ты бесконечно раз за разом получаешь “отойди и не мешай” в попытке реализовать свою потребность в другом, приходиться что-то срочно делать либо с собой, либо с потребностью. Отказываться от нее, прятать или обесценивать. Теперь тебе уже тридцать и тебе сделали больно, даже очень. Ты рыдаешь третий день, после вроде как собираешь себя по частям начинаешь жить. Тот кто сделал больно неожиданно для тебя однажды искренне просит у тебя прощения, и даже не “я никогда так больше не буду”, а видя тебя просит прощения “мне жаль, что я причинил тебе эту боль, мне грустно, что ты все это пережил и я очень сожалею о случившимся”. Здесь ты сталкиваешься с той нуждой в этом другом. И помнишь “отойди не мешай” из своего детства, когда ты принял себе за правило не просто отходить, а отлетать куда-то ближе к космосу. Сейчас же перед тобой другой с раскаянием и твоя потребность в нем вдруг стала снова резкой, ощущаемой, обнаженной. И ты делаешь привычную вещь, чтобы не чувствовать боль или обезопасить себя от новой. Признавать свою потребность очень страшно, придется мгновенно взрослеть и нести за свою жизнь ответственность. Страшно признать, что да ты нуждаешься в другом, ты его любишь и для тебя он ценный. Тебе хочется сказать “я нуждаюсь в тебе и мне было больно пережить все то, что случилось”. Казалось бы обычные слова. Вот только снова происходит отлет в космос. Каким образом?
Признать свою потребность в другом значит в какой-то мере снова почувствовать уязвимость и зависимость от него, он мне нужен, у него есть то, в чем я нуждаюсь и что для меня ценно. Признать это я не могу, страшно. И я делаю уникальную вещь, я говорю ему, прячась за своей китайской стеной обесцененных чувств – высовываясь из-за нее к нему с чем-то вроде “мне все равно. Дело прошлого, с кем не бывает”. У другого свои раны и пережиты в ваших с ним отношениях и непрожитые в родительских, и он смекает “я не нужен” и уходит. Для тебя он ценный и ты видишь он уходит и своим уходом подтверждает твое “я ему не нужна”, ну потому что нуждаться себе в нем я запрещаю. Он сделал свой выбор думаешь. По сути отдача ему ответственности. Вроде как не я не выражаю своей заинтересованности в нем, а он не нуждается во мне. Сближаться с другим крайне страшно и опасно, потому что другой как родители раньше быстро распознает в близком контакте со мной, что не такой уж я и ценный, привлекательный, значимый, а в гадкий, вечно мешающий и все проблемы из-за меня. Даже если другой будет бегать за мной и каждый день по сто раз твердить как он меня любит, я скорее всего заподозрю его в том, что ему явно что-то от меня нужно. Кто ж меня просто так-то любить может? Никто, верно. Любят за функциональность, а это снова не про близость.
Честность в выражении чувств неравносильна попытки изменить другого. Это огромная иллюзия на тему «я скажу что со мной, покажу все свои нужды и другой со мной останется». Он может и уйти. Когда я выражаю свою потребность и печаль в связи с поведением другого, я признаю и его и себя ценным. Его ценным в том, что он несет то, что важно для меня, а себя ценным в том, что чувства мной испытываемые в первую очередь про меня и осознавая их, я могу их выразить, как-то иначе обойтись, не запихивая в китайскую стену, а пойти к подруге, к терапевту, к доброму знакомому и прожить их. У меня появится энергия после того, как я проживу случившееся и что-то останется. Тоже ценное и важное, новое и увлекательное. Останется моя жизнь, чуточку новая, чуточку иная, как и я. Тогда же мне не нужно копить силы, чтобы справляться с чувствами, с собственной жизнью, с миром, у меня появится энергия на проживания жизни в настоящем и возможности постепенно нащупывать, в чем я нуждаюсь, как хочу прожить жить, с кем хочу заводить отношения, что я желаю привнести и подарить миру. И это про ценность. Про значимость. Про возможность стать взрослым, оберегая внутреннего ребенка.
У меня появится ресурс сказать “я нуждаюсь в тебе. Я люблю тебя” просто потому, что ты – это ты, а я – это я и очень здорово, что так случилось.
Copyright © Ирина Шамайка, 2016 год.
При перепечатке материалов ссылка на данную страницу https://vk.com/artsmallsteps обязательна.
